Что это? Это «Рейст», закрытый интернат с видом на лес, один из многих коррекционных колледжей для особо отличившихся, заурядное место, светло-серые корпуса, белые двери, участливые лица персонала, людей, которые знают, как тяжело воспитывать трудных подростков, которые знают, как нуждаются в их услугах и которые знают кое-что еще.
Все это – только цветная шкурка, тонкая пленка, под которой таится иное знание, расцветает пятнами крови на простынях и синяками на запястьях, алым на белом, пронзительным истошным криком в гулких коридорах. И это знание не откроется сразу. Те, кто оказался в стенах «Рейста» не по своей воле, будут пить его постепенно, по каплям, по крошкам, узнавать из ночного шепота через двери, из оговорок и недосказанности, из наблюдений и фактов, которые они станут сопоставлять, вертеть, словно кусочки мозаики, но никогда не сложат картину целиком. Никогда не увидят лица экспериментаторов и наблюдателей, своих безмолвных убийц, своих безжалостных воспитателей, создателей и судей, через зеркальные стекла и мониторы, через выпуклые глаза видеокамер.
Все они, испуганные подростки, перемолотые бюрократической карательной машиной, признанные неправильными, испорченными, пройдут через эту комнату, через бездушный белый свет, бьющий в лицо и кто-то при этом будет испуганно озираться среди равнодушных конвоиров, искать сочувствия и помощи, кто-то будет вопить и рваться из рук, кто-то, бледный, будет смотреть в пол и считать расколотые листки кафеля под ногами. Они не вспомнят ничего, что было после прижатой к лицу стерильной марли, пропитанной эфиром. Санобработка – так им скажут после, когда все закончится. И до последнего никто не поймет, что изменилось в них, отчего в некоторых пробудятся странные дары, способности, каких не может быть у человека, которых не должно быть у нормального человека. И отныне некому внимать их вопросам, их молитвам и их плачу, их ярости и страху, запертым среди этих стен. Как щенки, отнятые от стаи, измеренные и привитые, пересчитанные; как ошейниками помеченные браслетами, которые можно снять только вместе с кистью руки.
У Ада есть уровни, корпуса, разделяющие обитателей по сортам, и каждый из них – низший. Один – для насильников и убийц, для тех детей, что не сумели принять законы и общество исторгло их, как гниль. Другой – для наркоманов, для наивных глупцов, кому жизнь показалась слишком серой и они рискнули раскрасить ее ядовитыми цветами дурмана. А тот, дальний корпус предназначен для сумасшедших и, кроме персонала, мало кто рискует заходить туда.
Дни здесь тянутся медленно. Страх порождает оцепенение, в котором тонут мечты, гаснет надежда и источаются силы, чтобы сопротивляться происходящему. Это система, которую не сломать, эти глаза кругом, что следят за каждым из – пациентов? Гостей? Узников? И толстые пачки дел, густо исписанные листы отчетов, наблюдения, графики, дневники экспериментов, упрятанные в недосягаемую комнату, в центре копошения малословных людей в форменной одежде интерната. Мало кто видел, но там есть еще и записи о ставках. Там вертятся чеки с круглыми суммами, с известными фамилиями, которые здесь не принято произносить вслух, чьи носители приезжают сюда тайком, в машинах с затонированными стеклами, и сидят во мраке комфортабельных лож, ожидая обещанного им представления. И эти подростки, эти испуганные щенки с намертво заклепанными ошейниками, станут участниками изуверского шоу, в котором нужно бороться, нужно сражаться, ногтями выцарапывать свое право на эту жалкую жизнь, чтобы протянуть до финала.
Пройдут месяцы или годы, но рано или поздно назначенный срок закончится, и многие повзрослевшие парни и девушки оставят это место; кто-то из них из них станет истинным лидером, одним из тех, что вертят миром, успешным, авторитетным, скандальным. И они никогда не увидят этих стен, не вернутся, чтобы отомстить или сказать «спасибо», но будут помнить всех, кто не сумел выбраться, кто остался в «Рейсте» - навсегда юным.
Добро пожаловать в наш ад...